Голоса свидетелей Великой Отечественной войны. Воспоминания Василия Николаевича Цимбала (1931-2002). Часть 3

Окончание. Начало по ссылкам:

Часть 1

Часть 2

Расстрел наяву и вслепую (продолжение)

День, как и в прежние дни был безоблачным, по-осеннему грело солнце. И хотя часть ботвы картофеля и листья подсолнуха пожухли, зелень и кустарники благоухали. Настроение приподнялось. Через два-три часа по указанному направлению подошел к деревне, к мосту, с тем, чтобы оттуда повернуть на восток к своим. К дороге вышел верно и, не высовываясь из зарослей, увидел, как в сторону Полтавы проехала легковушка и несколько грузовых машин с солдатами на борту. В ожидании долго наблюдал за дорогой, но больше никто не появлялся. Пересек дорогу и, углубившись в кукурузное поле, пошел вдоль него к деревне, которая хорошо угадывалась по вершинам немногих пирамидальных тополей. Уже вблизи увидел, что деревня стерта с лица земли. Остались одни заборы, дымоходы, куры и горелый запах. Прислушался — никого нет. Обследовал ближайшее пепелище, приблизительно второй или третий участок от дороги, пересек улицу к противоположному подворью, за огородом которого увидел стену кустарников и несколько верб. По двору бродили куры. Оглядываясь по сторонам, прислушивался. Никаких признаков обитания. В надежде чем-нибудь поживиться и утолить жажду стал искать погреб. Вскоре между сгоревшей избой и сараем увидел на пепле сгоревшего куреня квадратное углубление — это был люк в погреб. Ковыряясь с люком, услышал какой-то приглушенный звук. Осмотрелся — вроде никого. Поднял обмазанную глиной крышку погреба и в нем увидел кое-какой скарб, очень много крынок и три-четыре деревянные бочки с соленьями. Еще раз осмотрелся и по лесенке нырнул в погреб. На полу увидел 5-6 крынок с молоком, верх которых от времени пожелтел и заплесневел. Ладонью выгреб оттуда сметану и простоквашей утолил жажду. В чистую крынку положил из бочек 4-5 соленых огурца, а сверху столько же красных помидор. Пошарил, но больше ничего съестного не нашел. Стал осторожно подниматься по лесенке и, поравнявшись головой с лазом, поставил на вытянутых вверх руках крынку на землю, а сам еще раз окинул погреб взглядом. А в это время меня кто-то крепко взял за шиворот и с силой вышвырнул наверх. От неожиданности я остолбенел, увидев перед собой верзилу-фрица, который, видимо, как и я ходил по пожарищам в поисках чего-нибудь, а может ранее и заметил меня.

Далее он наклонился, подобрал на земле сгнивший дотла хлыст и резанул меня по голове, проговаривая: «Русиш бандит, партизан». От следующего удара с головы слетела кепка. Хлыст рассыпался, но фриц еще несколько раз проехался по моей голове и лицу кочерижкой. Содрал кожу, закапала кровь. И я что есть силы заорал, приговаривая: «Ой мамочки». Фашист был без оружия, а иначе, глядя на его зверское выражение, он меня тут же бы и прикончил.

Фриц левой рукой держал меня за шиворот, поволок по кочкам как сноп. С ног слетели туфли, щиколоткам ног стало больно от ссадин. В какой-то миг, перекатываясь с одного бока на другой, я ощутил под собой землю и смирно пошел рядом с извергом. Тут я увидел, что меня ведут к мосту, рядом с которым стояла крытая (как фургон для хлеба) машина, а рядом три-четыре фрица смотрели в нашу сторону. Я внезапно прекратил орать и тут же почувствовал, как рука фрица разжалась, видимо, в надежде, что я буду идти покорно. В тот же миг что есть силы рванул от него в сторону огорода и нырнул в кукурузу. Плюхнувшись туда, грудью ударился о початок. Стало даже нехорошо, но я продолжал бежать. Услышал, как фриц тоже зашелестел по кукурузе и, казалось, что догоняет меня и вот-вот схватит меня опять. Что делать? На меже с соседним участком увидел плотную высокую стену веничных стеблей и повернул туда. Вытянув на ходу руки вперед, раздвинул и перепрыгнул через них, оказавшись на подсолнечной деляне, где видно далеко. Еще момент и, не оборачиваясь, услышал как фриц, запутавшись в жестких стеблях, плюхнулся на землю и закувыркался. Я же опять перескочил через межу в кукурузу, а, пробежав несколько шагов, она кончилась. Выскочил на картофельную делянку, за которой — плотные кустарники заросшей речушки. Пробегая, на миг повернул голову в сторону машины и заметил как там заметались и загалдели.

Сходу врезался в кусты, поросшие высокой осокой, и оказался по колени в воде. Дойдя до середины речушки (ширина-то не больше 20-25 метров), по какому-то повелительному внутреннему голосу повернул вправо, в сторону машины, а не наоборот. Услышав гиканье приближавшихся фрицев, остановился, чтобы себя не обнаружить шелестом кустарника и травы.

Поравнявшись с местом, где я нырнул в кусты, фрицы начали палить из автоматов и, не останавливаясь, побежали дальше вдоль речушки, время от времени производя очереди. Их удаление метров на пятьдесят и возврат обратно я отслеживал по автоматным очередям и разговору. Последнюю очередь пульнули опять же туда, куда я нырнул. Заходить в кустарники, а тем белее в воду, боясь замочить ноги, они не стали, а, может быть, были уверены, что раз я не издавал крики и стоны, значит меня подстрелили. Было слышно, как они потопали к мосточку, завели машину и уехали. Наступила долгожданная тишина, а я стоял как вкопанный, боясь пошевелиться.

Стал всматриваться вперед через ветки кустов и различать контуры мосточка, а перед ним широкий поросший кувшинками плес. Каково же было мое удивление, когда на мосточке я увидел шагающего из стороны в сторону часового фрица с винтовкой за плечами. Тут я понял, что машина развозила смену караула для охраны от партизан или вообще таких объектов как мост.

Я стоял, не шевелясь, вставившись на часового как кролик на удава. В тишине, как в бочке, раздавались кваканье лягушек, всплеск рыбешек, шелест веток от взлетавших пташек, а то и просто непонятный глухой треск веточек.

Часовой, болтаясь как маятник, продолжал медленно отмерять из конца в конец шаги, периодически посматривая в мою сторону. После очередного не то хруста, не то всплеска он остановился посередине, снял с плеча винтовку, положил ее на деревянное перило и стал целиться в мою сторону. Я обомлел, мне казалось, что он целится прямо в меня. Раздался выстрел, и меня качнуло. Стал соображать, зная, что если услышал звук — значит жив. Вижу как фриц производит манипуляцию с перезаряжанием и опять целится в мою сторону. Меня никак в кустарниках, да еще в густой осоке, не видно. Ему просто что-то казалось, а, возможно, и вообще целился от страха. Но опять прогремел выстрел, и я соображаю, жив ли я или мертв. Так было каждый раз, пока фриц не расстрелял всю обойму. Мое состояние было потустороннее. И только тогда, когда увидел, как он закинул винтовку за плечо, понял, что расстрел закончен.

Приходя в себя, стал чувствовать легкое пощипывание ниже колен. Потихоньку поднял и поставил на кочку из-под осоки ногу, увидел как на ней черными лентами свисали пиявки. Ребром ладони сразу отсек несколько штук. Их шлепок о воду опять насторожил часового. Я замер, потом, выставив ногу назад, осторожно, чтобы не произвести треск гнилой веточки, отклонился и сделал шаг назад. Переждал — сделал тоже самое другой. Так прошел задом метров 25, а затем, развернувшись, шаг за шагом пошел в зарослях вдоль русла. Отойдя от моста на приличное расстояние, вышел к берегу и залег в траву, прислушиваясь. Собравшись с силами, пополз по луговой траве к пепелищам. А там, как только вбежал в заросли и почувствовал себя в безопасности, помчался в одних только носочках прочь в сторону, подальше от этого места. Когда окончательно пришел в себя, по солнцу сориентировался, куда идти в сторону фронта.

Еще сутки, обходя редкие заслоны немцев, шел к фронту к своим. Мытарства и мелкие приключения, уже не могли затмить моей радости, когда я повстречал средь белого дня наших, дорогих мне солдат.

Высказав пароль, меня отправили на подводе сначала к одному, затем к другому командиру, и, наконец, к своим разведчикам.

По приказанию лейтенанта солдаты подобрали мне хорошие с портянками ботинки, обмотки, на голову пилотку со звездочкой. Через плечо повесили кирзовую командирскую сумку-портупею, а на шею поверх моего пиджачка — немецкий автомат «шмайссер».

И так, с чувством достоинства, стал бодро отмерять вместе со своими покровителями километры навстречу Полтаве, к Днепру.